Пятница, 29.03.2024, 00:30
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа

Методы городской политики

Политической практике свойственны элементы повседневности, политические практики реализуются в их повседневном осуществлении в рамках специализированной рутины. Характеризуя повседневный мир как мир рутинной деятельности, мир работы (А. Шюц), в котором мышление также может носить рутинный характер, можно предположить, что в мире политики рутина образует фон для собственно политической деятельности. Повседневное осуществление политической деятельности необходимо понимать как согласованное, как следующее в обычном порядке и как компетентное осуществление (компетентность интерпретируется как практическое достижение).

В этом плане политическая социология повседневных практик может опираться на теоретические ресурсы антропологии профессий, изучающей различные аспекты повседневной жизни профессиональных групп. Этнографические исследования профессий характеризуются особым тематическим фокусом на локальной профессиональной культуре, повседневности на рабочем месте, символическом оформлении трудового процесса, процессах производства и воспроизводства разнообразных форм власти в широком спектре институциальных контекстов. В интерпретации Дж. Г. Марча и Й. Ольсена политические институты рассматриваются как правила игры, большинство из которых рутина, обычаи, привычки.

Повседневной практике присущи элементы власти. Подобная трактовка опирается на концепт «практик власти» М. Фуко, в соответствии с которым власть лишается своей суверенности как социально-политического феномена и вписывается в границы повседневных действий. «Отношения власти проникают в самую толщу общества; они не локализуются в отношениях между государством и гражданами или на границе между классами и не просто воспроизводят - на уровне индивидов, тел, жестов и поступков - общую форму закона или правления».

Повседневность присуща публичному и частному пространству. У Ю. Хабермаса институциональный порядок жизненного мира включает частную и общественно-политическую сферы. Для политиков, журналистов, активных граждан действия в публичной сфере во время выборов так же повседневны, как любые приватные события. Публичная сфера служит воплощению сконструированных мифов, норм, правил, переводит идеи и символы в устойчивые социальные отношения; официальный дискурс превращается в повседневные стереотипы, входит в обыденную практику людей.

Повседневные практики в мире политики - свободно выбираемые и устойчивые формы обыденных рутинных действий в пределах возможностей политического пространства. Акцент ставится на исследовании процессов формирования социополитической структуры повседневности, которая включает доступные ресурсы, правила их распределения и соответствующие практики, детерминированные ресурсами и правилами. Повседневные практики при этом рассматриваются как траектории, детерминированные пространствами возможностей и желаний.

Повседневная практическая креативность политических факторов является не только реакцией на давление существующей политической реальности, но и их стремлением использовать навязываемые формы политического порядка в соответствии с собственными правилами. Исходя из данной стратегии анализа повседневных оснований политического порядка, можно интерпретировать цель различных политических организаций, партий как изменение сложившейся повседневности.

Повседневной практике свойственна протяженность во времени и пространстве. Эпизоды повседневной жизни имеют определенное временное протяжение: сессия парламента, интервью политика, марш протеста студентов. Э. Амин и Н. Трифт рассматривают повседневность городского существования (город как локус, место повседневных практик). Они выделяют три основных видения городской демократии: город как пространство публичной сферы, основа для коммуникации, политического участия. Основной ресурс городской демократии - мобильность как обеспечение сосуществования различных групп, феноменов. В. Ледяев определяет городской политический режим как коалицию акторов, представляющих публичную и частную сферы городской жизни.

В политической реальности повседневные практики могут существовать в форме фоновых практик. Так, практики политического участия придают смысл важным ценностным понятиям «демократия», «свобода», «справедливость». В различных культурах или традициях одни и те же понятия имеют разный смысл в зависимости от деятельностного контекста. Демократия как набор определенных практик приобретает различные вариации в соответствии с традициями, стилем местной политики определенной страны. Удачным примером эмпирического исследования местных практик является работа Р. Патнэма, посвященная гражданским традициям северной и южной Италии (Патнэм, 1996). Демократия начинает «работать» лишь после длительной взаимной адаптации институтов и практик, а формальные законы получают свое действительное толкование на уровне местных гражданских традиций.

Н. Рис в работе «Русские разговоры. Культура и речевая повседневность эпохи перестройки» стремилась показать, что повседневные разговоры являются механизмом формирования социальных ценностей, конструирования идентичности и осуществления перемен в период Перестройки. Особое место в русском разговоре занимал дискурсивный жанр «литании», который ритуализировал русскую речь. Литания выражала коллективное недовольство граждан положением в обществе и демонстрировала обратную сторону «официальной истории». Как отмечает А. Юрчак, главный вопрос, на который хотела ответить автор, состоял в том, как в речевом дискурсе эпохи Перестройки формировались новые понятия и как они, в свою очередь, повлияли на ход перемен. До конца 1980-х годов перестройка была именно дискурсивной реконструкцией системы, продемонстрировавшей роль языка (гласности) в формировании идей, концепций и истории. По мнению исследователя, понятие демократии формировалось в дискурсивной формации перестроечного периода отдельно от понятий общественного политического дискурса и институтов гражданского общества.

Повседневные практики выступают инструментом конструирования идентичности, в этом плане они рассматриваются как совокупность навыков практического искусства, позволяющая раскрыться индивиду в том или ином социальном качестве (например, политика). Иными словами, в политическом мире раскрывается или практически интерпретируется то, как быть «политиком», «депутатом», «избирателем», «партийным функционером». Более того, подобные раскрывающие практики исторически меняются и зависят от типа политической культуры. Превращение индивида в политика происходит за счет освоения необходимых в каждой деятельности навыков и стиля, соответствующих местной традиции.

Политическая социология повседневных практик опирается на исторические исследования («история настоящего»), представляющие социологические и политические категории как исторически меняющиеся конфигурации повседневных практик.

Устойчивым исследовательским направлением является анализ советской повседневности. Утвердились термины: «тоталитаризм повседневности» как система взаимоотношений, в которой коммуникация повседневности с другими областями максимально затруднена, «контуры повседневности» как специфика конкретно-исторических условий и политической направленности властных инициатив, определяющих границы повседневного мира. В фокусе дискуссий - «обычные советские люди» с их повседневными практиками, «политизация повседневности», степень зависимости и автономии сферы повседневного от политического и идеологического контроля.

Основное отличие фрейм-анализа политической повседневности от исследования повседневных практик состоит в том, что в рамках последнего направления сами практики задают границы других практик. В практико-ориентированных теориях практический акт уже содержит в себе условия своего совершения, в фокусе теории фреймов находится контекст практического акта. Важным является и то, что политическая социология использует качественные методы исследования повседневной реальности, которая «видима» и, следовательно, наблюдаема, воспроизводима визуальными способами (наблюдение, кейс-стади, интервью, изучение социальной иконосферы, методика визуальной социологии, анализ биографических повествований).

Важно разграничивать понятия «повседневность политики», «повседневность власти» и «политику повседневности». «Повседневность политики» включает в качестве ключевого элемента «повседневность власти». Практика повседневности показывает, что, оказываясь в сфере действия того или иного института, индивид взаимодействует, прежде всего, с людьми, представителями данных институтов. Поэтому, говоря о «повседневности власти», мы подразумеваем практики, исходящие от конкретных представителей данной власти. Соответственно, «политика повседневности» означает ответную реакцию индивидов на действия носителей государственного суверенитета/властных полномочий (политика как стратегия самопрезентации повседневности). Возникает вопрос: является ли «приватность власти» повседневностью? Е. Алексеенкова, В. Сергеев выделяют приватную сферу индивида и приватную сферу государства (сферу реализации политики посредством социальных сетей и неформальных правил), последняя имеет ядро и периферию. В рамках периферии постоянно происходит взаимодействие между государством и приватной сферой граждан (медицинские учреждения, школы, университеты, полиция, таможня, армия). «Микрофизика власти» (М. Фуко) подразумевает наличие определенных технологий воздействия власти на повседневность: локализацию, индоктринацию, изоляциию, изъятие, дисциплину, прямое и косвенное нормирование повседневности. Публичная сфера определяет порядок взаимодействия индивида и государства, являясь средством защиты приватной сферы граждан. Таким образом, приватность/публичность выступают в роли ценностных центров, структурирующих повседневность; публичное пространство является пространством взаимодействия «политики повседневности» и «повседневности политики».

Понимание «политики повседневности» связано с «политизацией повседневности» как результатом влияния на политику неполитических сфер, социальных движений (как индивиды влияют на власть, отстаивая свои повседневные интересы, самоорганизуясь в сообщества, движения). Л. Хант, анализируя процесс формирования новой политической культуры, новых дискурсов и символических практик выдвижения требований в политике в период Французской революции, расширила границы «политизации повседневности»: революция увеличила число точек отправления власти. Хант исследовала символические практики, язык, образы, жесты, которые привели к появлению нового политического класса. Власть революционного государства расширялась на всех уровнях «по мере того, как люди, занимающие разные положения, изобретали и осваивали новые политические “микротехники”. Ведение записей, заседания в клубе, чтение республиканской поэмы, ношение кокарды, пошив знамени, пение песни, заполнение анкеты, внесение патриотического пожертвования, избрание официального лица рождали гражданина-республиканца и легитимное правительство». Однако «политизация повседневности» означает колонизацию жизненного мира.

Таким образом, в зависимости от выбора основного концепта исследование повседневности в рамках политической социологии может идти разными путями с использованием различных теоретических ресурсов.

- Курсовые работы на заказ

Поиск